Комон, стьюпид! Или Африканское сафари по-русски - Страница 57

В три часа ночи я не выдержала и стала собираться домой.

Я несколько раз проехала мимо дома. В окнах горел свет.

Оставлять машину на улице было небезопасно, поэтому я решила заехать в гараж. Машины Дугласа не было. Я вспомнила все плохие слова, которые только знала, и открыла входную дверь.

Аньки в гостиной не было. Я начала проверять все комнаты. Когда я открыла дверь в кабинет, то увидела Аньку, которая спала в кресле, свернувшись калачиком. На полу валялась пустая бутылка из-под виски. Я стала тормошить подругу:

– Ань, что происходит?

Она подняла на меня глаза и, потрепав меня, как собаку, по щеке, сказала:

– Ух ты моя толстушечка!

Я была в гневе.

– Вот свинья! – кричала я. – Я шесть часов сидела в ресторане, а ты вместо того, чтобы позвонить мне и рассказать о своем фиаско, напилась до безобразия.

– Фиаско? – Анька смотрела на меня мутным взглядом. – Красивое слово. Где взяла?

Я поняла, что сейчас вряд ли чего-то добьюсь от нее, силой подняла и потащила в спальню.

По дороге она мне на ухо шептала: «Ах, а какой мог быть секс».

Бросив ее на кровать и накрыв одеялом, я пошла к себе и моментально уснула.

День двадцать седьмой

Утром я проснулась от телефонного звонка. На часах было семь. К телефону подошла Анька.

– Хелоу, – сказала она и после длинной паузы добавила: – Ай нот андерстенд инглиш, сори.

Скорей всего ее речи не вняли, и через несколько секунд она вновь повторила свою фразу и грубо бросила трубку.

Увидев меня в дверном проеме, она сказала:

– Уроды какие-то. Я же им на их языке говорю, что не бум-бум в английском, а они тараторят без остановки.

– Точно уроды, – констатировала я, – звонят в семь утра, когда за плечами такая трудная ночь…

– Ну прости, прости. Он уехал сразу. Мне было стыдно звонить тебе. Я решила подождать хоть немного и выпить с горя…

– Но горя оказалось столько, что ты нахрюкалась так, что вообще забыла мне позвонить, да?

– Прости. Что мне сделать, чтоб ты меня простила?

Я вздохнула. Ну что тут скажешь. Я махнула рукой, мол, ладно, забудь, Анька меня расцеловала и поплелась на кухню. Я пошла за ней. Включив чайник, я подошла к окну.

Анька открыла холодильник.

– Так, ну-ка прислушаемся… – сказала она, непонятно к кому обращаясь. – Что ты хочешь на завтрак, маленький мой?

Я удивилась, но постаралась не подавать виду.

А Анька тем временем продолжала:

– Бутербродик? С чем? С копченым мяском? Ах ты мой сладенький!

И тут вдруг до мня дошло, с кем она говорит.

– Ань, – спросила я у нее, – ты беременна?

Она посмотрела на меня, как на полную идиотку, и сказала:

– От кого? От плюшевого шарпея, с которым я сплю?

– А с кем ты разговаривала тогда? – поинтересовалась я.

– С желудком. Ты никогда не разговариваешь со своими внутренними органами? – удивилась она.

– Нет, – промямлила я.

– Странно. Это очень мило. Попробуй. – Отрезав себе кусок пастромы, она направилась в спальню. – Я еще полежу. У нас целый час в запасе есть.

Я пошла к себе в комнату и попробовала устроить пресс-конференцию со своими внутренними органами.

Первым отозвался Мозг. Как только я спросила, как дела, он заявил:

– Я от тебя ухожу!

– Здрасте, пожалуйста. Только прислушалась к тебе, можно сказать, впервые за все годы твоего существования, как ты мне такое заявляешь. Могу я хоть поинтересоваться: куда ты пойдешь?

Мозг начал усиленно думать, потом изрек:

– Я… пойду… пойду к твоей подруге.

– Какой? К какой подруге?

Мозг опять усиленно попытался напрячься:

– Я уйду к Ане.

– Так тебя там и приняли! У нее свой имеется и намного больше, чем ты…

– Ничего! Меня не бывает много! Мне все рады!

– Ну давай, давай, иди. У нее сейчас голова забита всякими английскими глаголами, Альбертиками…

– Кто такие Альбертики?

– Сходи, проведай ее, узнаешь.

– А я могу уйти к Линде.

– О! Тоже мне нашел пустую голову. Хоть она и сволочь, но она умная сволочь. И так тебя напряжет! В первую секунду…

– Ну и пусть! Мозг должен иногда думать. Я не могу валяться, как твой сыр с плесенью, в холодильнике. Я не могу постоянно читать твои бестолковые рассказы, которые ты пишешь на пару со своим ужасным чувством юмора!

– А ты наверняка хотел бы, чтоб я писала на пару с тобой!

– Могла бы хоть попробовать. Может, из нас получился бы неплохой творческий тандем типа братьев Карамазовых.

– Ты совсем иссох, дорогой мой мозг, – констатировала я. – Братья Карамазовы – это не авторы, это персонажи такие. Достоевский написал.

– Вот видишь, что ты со мной сделала! – воскликнуло мое серое вещество. – Все! Ухожу! – И он начал активно дергать всеми извилинами, делая вид, что собирает свои вещи. – Я пойду к Инге. Она женщина серьезная, она меня примет, обогреет…

– Да она тебя ПРОСТО не заметит. Ты по сравнению с ее мозгом будешь как песчинка на Черноморском побережье.

– Да? Ну и пусть. Зато я буду в работе! Зато я буду…

– Ну, если ты хочешь быть песчинкой – тогда иди, – спокойно ответила я и мысленно протянула ему сумку с вещами.

– Даже соберешься куда-то в гости сходить, и некуда, – зарыдал Мозг. – Ну почему мне досталась такая дура?

– А вовсе я и не дура. Я просто необычная.

– Ну почему именно мне досталась такая… Нет! Нет! Решено. Уйду… Да, вот придумал. Уйду к мужчине. – Немного подумав, Мозг поправился: – Да, уйду к Геннадию.

– О-о-о! Иди-иди! Вот туда мне тебя отпускать не страшно! Оттуда ты сам прибежишь!